AFTERILOVAISK. "Murka"

LB.ua

Ильющенкова Анна, позывной «Мурка», батальон «Донбасс», Одесса

Я пошла на войну как медик в июле 2014 года. У меня была информация, что медики очень нужны в батальоне «Донбасс». Я не могла сидеть в Одессе, пока там ребята гибнут.

До 2014-го года я занималась бизнесом, а медицина была больше как хобби, несколько часов в день.

С самого начала конфликта я помогала в военкомате. Однажды прибежал к нам брат погибшего и в истерике просил оформить его, чтобы он мог погибнуть, как брат. И когда мы его немного успокоили, он сказал:
«Вот вы здесь в белых халатах сидите, а там некому даже капельницу поставить».
Эти слова со мной - по сегодняшний день
Я удивилась, как такое могло быть. Я дала этому мужчине свой телефон, чуть позже мне позвонили и спросили, могу ли я приехать. У меня как раз начинался отпуск, я согласилась, ведь обещала. Так я попала в Курахово.
Родным ничего не сказала, меня бы начали отговаривать. Сыну позвонила, когда уже была в дороге. Я ехала на какое-то время.

В Иловайске для меня самая главная проблема была в том, что я анастезистка, но не хирург. Если бы в Иловайске был хирург, то скорее всего выжили бы Кущ, Котик. Катастрофично не хватало людей, которые бы владели скальпелем.

С медиков в Иловайске были психотерапевт Дрын, Мэри и я, парамедики Яр, Ветерок, Михтей, Кошка, - они большие молодцы. В последние дни нам не хватало раствора, не хватало налбуфина (обезбаливающее — ред.), мало осталось кровоостанавливающего, но в достаточных количествах были шприцы, бинты. Я старалась оставить побольше всего на выход.

Я очень плохо помню время перед самим выходом. Все дни спутались, и мне было сложно определить, что произошло в какой день. Помню, как мы уснули 29-го августа, как Филин сказал, что выход будет в 4 утра. Филин подошел и сказал, что нужно искать себе транспорт, потому что медицинская машина разбита. Ветерок побежал искать и договорился с «Днепром-1», что мы будем с ними выходить. Получилось так, что я, Ветерок, ребята с «Днепра» выехали с Иловайска в 6 утра - уже начинало светать. Мы ехали отдельно от «Донбасса», который поехал быстрее.

Если бы «Шахтерск», «Херсон» и «Днепр» не пошли на выход, я думаю, Филин бы еще оставался в Иловайске. Он постоянно тянул, говорил, что еще нет договоренности, ничего пока не известно.

Мы поехали не на Многополье, как я думала, а на Агрономическое, простояли там около часа. Там еще нарвали красных яблок. У меня была рация, по которой мы услышали от ребят планы пробиваться с боем. Тогда уже было понятно, что нас просто так не выпустят. До сих пор не могу понять, почему мы не решили возвращаться обратно, ведь можно было спасти больше людей.

Мы ехали около получаса более-менее спокойно, проехали какое-то блок-посты, нам там махали руками, мы не могли понять, к чему это. В Многополье к нам подсел Дрын и Нестор. Потом начался обстрел на каком-то хуторе. Мы выскочили с машины, потом обратно заскочили.

Началось сумасшествие: со всех сторон стреляют, а мы посреди поля.
Тарас гнал по полю, по кочках с бешеной скоростью, мы обогнали колонну. Благодаря Тарасу мы проскочили, за нами уже все взрывалось.

В какой-то момент я почувствовала ранение в бок. Все выбежали с машины, а я не могла встать. Ветерок за мной вернулся, благодаря ему я жива. Потом та машина взорвалась. Ветерок дальше тянул меня. Меня вырубило. Когда очнулась, увидела, как идет Дрын, Нестор, ребята с "Днепра", у них поднятые руки. Я поняла, что они рванули в зелёнку, а там их ждали и уже стали выводить.

Дрын был ранен в «мягкое» место, Нестор - в ногу и руку, у Ветерка рука, и сказали, что Тарас погиб. Потом я помню, что мне оказывал помощь Ветерок, он меня начал перевязывать.

Я вообще не могу понять, откуда у меня пулевое в спину, дужку, отросток, позвоночник. Откуда в левое бедро осколок зашел, в руки: вообще не помню этого момента, никаких болевых ощущений не было поначалу, только потом, где-то через час.

Ветерок меня дотащил, и у всех начали первым делом забирать телефоны. Я очнулась, когда увидела, как Ветерок окапывается. Через какое-то время приехал БТР, Ветерок взял лекарства, погрузили меня в БТР, страшно горячий.

Все поле было усеяно телами. Поехали, "Ветерок" и "Дрын" плакали.
Доехали до какого-то села, меня перенесли в танк, я просила, чтобы Ветерка оставили со мной — но нет. Меня повезли куда-то, вытянули на каком-то блок-посте, поставили капельницу, противовоспалительное. Возле меня лежал какой-то Алексей с Иваново с ранением в живот. Нас повезли опять, неизвестно куда, полями. Мне укололи хорошее обезболивающее, потому что боль была, но тупая. По дороге останавливались и поднимали ребят. Мне показалось, что мы ехали очень долго.
Нас привезли в очень классный госпиталь, русский. Я поняла, что это были русские по их словам:
«Зачем вам все это надо, лучше бы приезжали к нам на Байкал, на озера, чем мы здесь ведем войну»
У меня на одежде были желтые полоски, и они это заметили, когда грузили меня в вертолет. Как только увидели полоски, вернули обратно и бросили на землю. Ночи были очень холодные.

Утром меня допрашивало ФСБ, они сами так представились. Они знали позывные наших ребят. На допросе я несла какую-то чушь о том, что ехала к сестре, у меня там сестра живет, но не доехала, чисто случайно туда попала и никаких позывных не знаю.

Нас хотели обменять, но некому было забирать. Прошло два дня, нас очень долго везли, бросили на блок-посту. С нами был какой-то полковник с «Днепра-1», Леня с «Днепра-1». Меня оставляли на трех блок-постах, и на последнем уже была "Алина", "Призрак", "Алексей". Там продержали еще два дня, лежала на голой земле.

Последнюю медпомощь я получала до того, как меня несли на вертолет и на первом блок-посту. Нам с Алиной давали кушать "сухпаи", мужчин держали в отдельной яме. На слудующий день сказали, что нас заберет Красный Крест. Нас вынесли на дорогу, но никто не приехал, и нас вернули обратно.

Какой-то дядечка на Жигулях предалагал завести меня в больницу, я уже измучилась, было очень х..во и я была готова на все, лишь бы в больницу, а Алина не хотела меня отпускать, говорила, что это сепар. Там, где нас держали, лечить было нечем. Потом мы еще долго стояли в Старобешево. Когда уже въехали на нашу территорию, меня встретила "Мери", но я ее поначалу не узнала. И все боялась сказать, что я из батальона "Донбасс".

У меня было пулевое ранение в легкие, пуля застряла в позвоночнике. Или пуля или осколок до сих пор есть в районе печени. Есть еще мелкие ранения, которые я не считаю. Вообщем мне провели более 6 операций. В Одессу я вернулась в феврале 2015 года. Ходить я начала еще в Литве, но с палочкой. Мне хоть и говорили, что вставать с кровати нельзя, но я поднималась, ходила, теряла сознание.
Когда меня привезли в Розовку и сделали перевязку, я спросила, буду ли танцевать.
Я очень люблю танцевать. Я четко знала, что выживу
Ситуация с Литвой была интересная, потому что забирали только УБД или участников АТО. "Калаш" из «Донбасса» подтвердил, что я была в приказе 11 августа. Сначала мы вылетели, а потом должны были передать документы. "Калаш" пропал, обо мне просто забыли. Спасибо Консулу (Консулу Украины в Литве — ред.), подняли кипиш, в меня вложили, я была самым дорогостоящим пациентом, провели самое большое количество операций, а документов и подтверждений никаких нет.

После выдачи справки от батальона «Донбасс» я начала добиваться УБД. Только через два года начались какие-то сдвиги в этом направлении. Телеканал 2+2 сделали такой проект: ходили вместе со мной по всем кабинетам - помощи от государства никакой. Справок с Литвы, которые мне там выдали, тут не принимали. Начали обращаться к депутатам. Нашли статью, по которой можно заверить справку с Литвы нотариально, и тогда в нашей поликлинике можно будет оформить больничный. Долго искали человека, который имеет лицензию на перевод с литовского. До сих пор лежит эта справка. Никто мне денег за больничный до сих пор не выплатил, зря потратила время.

УБД я получила в декабре 2016 года, выплат – никаких. Реабилитацию я проходила только благодаря друзьям-волонтерам.

Сын в этом году окончил военно-морской лицей, интересуется IT-сферой, но до сих пор не определился, чем заниматься.

Сейчас я курирую программу помощи УБД и их семьям, которую организовали норвежцы: обучение IT-технологиям, создание бизнес-проектов, гостиничный бизнес, написание бизнес-планов. Будет конкурс бызнес-планов, и 10-летняя поддержка для отобранных. Также занимаюсь волонтерством.

В 2014 году, когда все начиналось, я верила, да и до сих пор верю, в будущее нашей страны. Особенно после Литвы: у них тоже была своя революция, они смогли переломить тот строй, люди там живут лучше, чем у нас.

Но здесь продолжается обман. Вот недавно оформляли: у человека ампутирована нога, а ему сняли третью группу инвалидности. Конечно, когда мы подключились, ему дали группу. Но везде решают деньги. Мне безумно больно, что ребята там погибли, боролись за светлое будущее Украины, а мы чересчур мелкими шажками едем. Я понимаю, что есть изменения, но они сильно маленькие.

Самый тяжелый момент для меня в Иловайске это то, что я не смогла спасти Ищука Владимира, не сделала ему дренирование. Мне по телефону из Киева объяснили, как это делать, но я не решилась, не рискнула, а могла бы спасти человека. Я корила себя за то, что не наблюдала за хирургами, когда была анастезиологом.

Весь мой бизнес пришел в упадок. Пока меня не было, сроки годности товаров истекли, все пропало. Сейчас я стараюсь все восстановить, остались какие-то контакты, кто-то узнал обо мне из телевизора.

Также я потеряла жилье, из-за утраты бизнеса я не смогла оплатить свой дом, и меня выгнали на улицу. Благодаря нашим волонтерам мне нашли комнату в психо-реабилитационном центре для переселенцев, в котором я теперь и живу с ребенком, но там тоже можно поселится только на определенный строк, на четыре месяца, а меня уже больше держат там, так как деваться мне некуда. Буду стараться заработать.

Відео:
https://www.youtube.com/watch?time_continue=1&v=VA0Cq3IJ0gA